Пашаев Филипп Алексеевич

Родился 22.10.1958г. в п. Янайкино Зеленовского района Уральской области. В Керчи  постоянно проживает с 1990г. В Афганистане проходил службу дважды – с   10.07.1981г. по май 1983г., с 27.06.1987г. по 13.08.1988г. Прапорщик, ко­мандир огневого взвода артдивизиона, командир взвода ПГС (пулемётно-гранатомётного) 201-й мсд 40А.

 Вот его воспоминания:

Службу  в армии я начинал танкистом. Призван   Зеленовским   райвоенкоматом 3 октября 1976г., до этого успел окончить первый курс Куйбышевского электротехнического ин­ститута связи. Направили меня в Большую Корениху под Николаевом, в учебный танковый полк. Через полгода младшим сержантом – в Керчь, в танковую роту, на должность механика-водителя. Через три месяца – учёба в школе прапорщиков в г. Николаеве, и снова – в Керчь, на должность старшего техника роты. Ещё, будучи солдатом, написал рапорт  просьбой о переводе в воздушно-десантные войска – я увлекался парашютным спортом. Меня откомандировали в бригаду спецназа в п. Первомайское под Старым Крымом, на должность командира огневого взвода 122- мм гаубиц Д-30. На такую же должность я и был направлен в Афганистан.

Из Одессы – самолётом в Кабул. Получил распределение в артдивизион. Наща батарея занимала позиции на въезде в г. Гиришк. Здесь же стоял батальон Кандагарской бригады. Сам город раскинулся за мостом, по обе стороны реки Гильменд. Населения в городе оставалось мало, оно жило, собственно говоря, только вдоль одной стороны реки, а с другой была «духовская» зона. Мы туда выходили только на операции. Там постоянно «работала» наша авиация, да и мы наносили удары артиллерией.

В зависимости от цели и размаха проводимых операций, мой взвод (а иногда и только отделение) придавался батальону Кандагарской бригады, или бригады спецназа из Лашкаргаха – «Лашкаревки», как мы называли. Район действий – от Герата до Кандагара. Иногда выходили и самостоятельно,  на корректировку артогня.

Со спецназом устраивали засады на караванных путях или на маршрутах перехода бандформирований. Такие операции проводились при получении информации, поступавшей из Кабульского ЦБУ (центра боевого управления) или центров боевого управления бригад. Была у нас в дивизионе и своя разведгруппа. Имелись осведомители из числа местных жителей – за деньги всё продаётся и покупается. По этой же причине наши осведомители работали и на сторону противника. Информацию мы по мере возможности перепроверяли. Бывало, она оказывалась ложной, а бывало и так, что оповещённый о нашем выходе противник уходил, и мы приходили уже на пустое место.

На засады группу забрасывали на сутки – трое или на «вертушках», или на бронетехнике. Техника идёт, облако пыли поднимает. Пройдут 1-2 машины, и в этой стене пыли уже никакой видимости. Заранее проводилась рекогносцировка местности – где какой овражек, где какое естественное прикрытие имеется, – у   «духов» в горах постоянно наблюдатели сидели. Техника пропылила, в месте назначенной высадки притормозила. Пока стоит пылища, группа быстро спешивается, собирается и выбирает укрытие до темноты. А когда начинает смеркаться, идёт привязка к местности. Главное – не только поставленную задачу выполнить, но и людей уберечь, чтобы самим куда не «влезть», в ловушку не попасть. В состав группы обязательно включались арткорректировщик и авианаводчик. На связь выходили только в экстренных случаях, когда «духи» прижали и деваться некуда. Тогда вызываешь «вертушки» и орёшь: «Спасайте, ребята!». Или если караван или банду ликвидировали – выходили на связь, чтобы груз и оружие забрали. А, бывало, что просидим впустую. Тогда выходим примерно туда, откуда должны забрать. Это оговаривалось заранее, просчитывались все возможные варианты.

На равнинной местности у «духов» было мощное передвижение на джипах – американского, японского, китайского производства, – от  двух до пяти машин. Больше пяти машин шли редко, это уже слишком заметно. Впереди – сигнальщики на мотоциклах. Они пройдут определённый участок дороги, пустят ракету, и пропускают этот мобильный караван. У них всё было чётко отработано. В горах передвигались больше на лошадях.

Выходили и на зачистку определённых районов: в сам Гиришк, в сторону Герата, Шинданда, Кандагара. На операции выходили  часто, не реже раза в неделю. Кандагарские операции длились обычно месяц-полтора. Тоже действовали по разведданным, при поступлении информации о сосредоточении банды в том или ином районе. В горах, в основном, нас высаживали вертолётами. «Вертушки» работали парами. Обычно шло звено – две пары. Одна «вертушка» высаживает, три других кружат в воздухе – прикрывают. «Вертушка» быстро выгрузилась и пошла вверх, на прикрытие, другая села, и так по очереди, высадили и ушли. А без прикрытия невозможно: когда вертолёт идёт на посадку, его можно сбить не только  из пулемёта, но и автоматным огнём. При мне, правда, таких случаев не было, а вот как сбили вертолёт «Стингером», я видел. Это когда уже второй раз в Афгане служил, под Кундузом. Всё произошло мгновенно. Вертолёт на какие-то доли секунды завис на месте факелом, и рухнул вниз.

После высадки идёт блокирование местности, просчитываются возможные пути отхода банды. При необходимости вызывали авиацию, чаще – «вертушки». Самолёты могли и своих «зацепить», такие случаи бывали. В горах мы использовали шашки с жёлтым, зелёным, красным дымом для обозначения своих боевых порядков. Назначение цветного дыма оговаривалось до начала операции.

 Раненых и убитых забирали, в основном, «вертушками». Если была возможность – быстро. Но бывало и так, что шёл бой, и сразу забрать возможности не было. Из «зелёнки» раненых эвакуировать было намного проще. Выбирали ровное место подальше от зарослей и точно так же, как и при высадке: одна «вертушка» садится, другие прикрывают. А в горах надо ещё какую-то площадку найти, чтобы вертолет мог сесть, или хотя бы зависнуть, чтобы можно было раненых забросить.

Как-то по поступившим оперативным данным мы блокировали участок местности между Гиришком и Кучкинахутом, где засела банда. Операция проводилась силами мотострелковой и разведроты. Мы провели блокировку, предложили бандитам сдаться и стали выжидать. Начало смеркаться, я и командир взвода мотострелков пошли к солдатам. Всё было тихо, спокойно, и, как говорят, ничто не предвещало беды. Внезапно «духи» начали обстрел из минометов. Одна мина упала и разорвалась возле группы офицеров и прапорщиков – их человек восемь стояло. Погиб  командир взвода – осколок прямо в сердце попал, троих ранило. Вертолёты пришли – они ещё живые были. А потом в течение двух-трёх дней из Кандагарского госпиталя информация поступала – один за другим умирали. Не спасли их. Сразу четверых потеряли.

Как-то мы сами попали в засаду. Произошло это между Талькалой и Шахмирзой. Мы вышли на перехват банды по разведданным, поступившим от «сарбозов» (так мы называли афганских военнослужащих). Или произошла утечка информации о готовящейся нами операции, или мы при выходе сами «засветились», но «духи» нас ждали. Связь у них была чётко отработана, не сравнить с нашей. Иногда они даже просто зеркалами работали. Сам наблюдал: там гора, и с другой стороны – гора, между ними долина – километров 20. Они зеркалами отработали, информацию передали, и не надо тебе ни посыльных, ни мощных радиостанций. В той операции я был на прикрытии. «Духов» было не менее 100 человек, миномёты у них были, и позиции они заранее заняли. Тогда у нас были большие потери: 5 человек погибли, 12 – ранены, двое из них скончались в госпитале.

В районе Талькалы мы ещё раз понесли большие потери. Проводилась операция по зачистке силами разведроты и артбатареи. «Отработали» нормально, уже возвращались. Отстал хвост колонны – группы техобеспечения и прикрытия, какая-то поломка у них произошла. Их из засады практически в упор жгли и расстреливали: у «духов» на флангах гранатомёты и пулемёты были. Наши пытались отбиваться, по рации сразу помощь запросили. Батарея развернулась, огонь открыла, но пока основная группа подошла, погибло человек 30.

Колонны с Кушки (СССР) на Кандагар шли постоянно, доставляли и ГСМ, и продовольствие, и боеприпасы. На прикрытие дороги были расставлены блокпосты. Только с Шинданда до Гиришка целый полк был раскидан по блокпостам. Но колоннам всё равно доставалось. Я не скажу, что каждую колонну обстреливали, но часто. «Духи» тоже выбирают и удобное место, и удобный момент. Смотрят, где колонна чуть застряла, где чуть растянулась. За день может 2-3 колонны пройти – и всё нормально, а одна колонна чуть растянулась – и ее уже обстреляли. Места для нападения  «духи» выбирали непредвиденные. Мы их на этом повороте ждем, а они нас на другом поймали. Боевое охранение, конечно, есть в любой колонне, но пока оно подойдёт, всё равно какое-то время проходит. Кто проскочил – тот проскочил, а кто горит – тот горит. Водители из машин выскакивали, кто под колёса прячется, а если бензовоз – то быстрее подальше, и, как суслик, в укрытие какое-нибудь. Зарылся между камнями и сиди, не высовывайся. А что можно сделать – ничего, ты как беззащитный лягушонок на открытом месте. Тебя видят, расстреливают, а ты сделать ничего не можешь.

Группы нападения у «духов» мобильные были: обстреляли, подожгли, быстро свернулись и ушли. Если смотрят, что нет никого, подкрепление ещё не на подходе, то успеют «похозяйничать»: пойдут добивать. Пленных они в этом случае не брали, зачем им лишняя обуза, а вот оружие с бронетехники подбитой поснимают, боеприпасы возьмут, а саму технику поджигают.

Обстреливали «духи» и места нашей дислокации. А обстрел есть обстрел. Осколки летят, поражают личный    состав. За два года у меня во взводе человек 15-20 погибло.

Лейтенант погиб – командир взвода связи. Хороший паренёк, его к нам сразу после окончания училища направили. Мы и на боевые его ещё не брали, а посылали пока по хозяйственному обеспечению – воду привезти, или ещё чего. Воду мы брали в Гиришке, на водокачке. Там была хорошая артезианская вода. Водовозом служил «Урал»,   в прикрытии обычно шёл БТР или БМД. Туда проскочили нормально. А когда возвращались по мосту уже обратно – «Урал» обстреляли.  Лейтенант сидел в кабине, пуля прошла через дверцу, попала в бедро и ушла в живот. Пробила бедренную артерию. Мы сразу санитарную авиацию вызвали. А «вертушки» шли только с Кандагара. До госпиталя лейтенант не долетел, в вертолёте умер.

Проводили мы и совместные операции с «сарбозами», особенно часто – по «призыву» в армию. Блокировали кишлак, по рупору кричали, что никаких боевых действий, просто идёт призыв в армию. Если в кишлаке была банда, которая начинала оказывать сопротивление, давался «коридор», чтобы могли выйти женщины с детьми, а потом уже начинались боевые действия.

В мае 1983г. я убыл из Афганистана. Вернулся к семье, в Керчь. Получил назначение в Белорусский военный округ, в десантно-штурмовую бригаду. Служил и командиром взвода, и инструктором воздушно-десантной службы. Потом ушел на «гражданку».  А в 1987г. вызвали в военкомат, предложили вернуться в армию. Обещали прохождение службы в Группе советских войск в Германии, а очутился снова у «братьев наших». Дали мне подъёмные, отпускные, но отпуск не догулял. Недели через две звонок: «Срочно прибыть в Одессу, в штаб Одесского военного округа».

И снова через Ташкент – в Кабул. Попал на должность командира взвода ПГС в Ханабадский батальон Кундузской дивизии. Ханабад – город-руины. Мы вели против бандформирований те же засадные действия, зачистки, обеспечивали сопровождение колонн, как своих, так и афганских, и так же несли потери. 4 мая 1988г. на сопровождении колонны погиб мой друг, командир роты Виктор Марковский. Он только из отпуска вернулся. Должен был вернуться 4 мая, а прилетел раньше – 1-го числа. Прибыл на «пересылку» в Тузель, и так получилось, что как раз самолёт шёл на Кундуз. Он и полетел. Парень был душа-человек, таких людей мало, я его часто вспоминаю, и, наверное, всю оставшуюся жизнь вспоминать буду. У него был кто-то из «своих» в штабе в Кабуле, предлагали в Союз перевести. И должность – командир роты – для него держали в Рязанском военном училище. Он отказывался. Его и в отпуск отправили, чтобы на него жена повлияла, да и дочка совсем маленькая была. А он в Афган вернулся.

В тот день, когда он погиб, и ребята наши, я был дежурным по батальону. Ночь прошла спокойно. Утром позавтракали, и надо было отправлять сопровождение с водовозом. У нас за Ханабадом стояли на дороге два взвода на блокпостах. Я стал собираться, а Виктор вызвался сам: «Иди, отдохни. Я хочу поехать, посмотреть, как там ребята». А тут стала и колонна набираться. Подошёл Алим – начштаба афганского батальона, попросил машину с ранеными до Кундуза сопроводить. «Самоходчики» спустились – у нас на «горке» стояла батарея самоходок: «Ребята, нам в Кундуз надо». Пошли танк, две БМД, БМП, водовоз и афганский «Урал». Развезли воду по блокпостам, до Кундуза оставалось проехать всего 8-10км. Как потом уже выяснилось,  увидели они машину афганскую, которую остановила и грабила группа вооружённых автоматами людей – человек 10. Наши открыли стрельбу. Наверное, это была заранее подготовленная засада, потому что когда наша колонна подошла поближе, из кустов – слева и справа начали бить из гранатомётов.

Услышав звуки далекого боя, я поднял дежурную роту по тревоге. Мы запрыгнули на БТРы и рванули к артиллеристам. Оттуда, с их позиций, практически всё видно: танк и БМП горят, машина в кювете. Артиллеристы быстро рассчитали и огонь открыли, мы – к ребятам на подмогу. Но ближе, чем на 500м, подойти не могли, нас «духи» не подпускали. Кундузцы быстро сработали: «вертушки» поднялись, «Грады» подключились. «Духи», естественно, отошли, но ребят наших уже положили. Погиб Витька – пуля вошла в затылок и вышла через лоб. Погиб весь экипаж танка – старшему сержанту Нечитайло голову разрубило осколком, механика-водителя Матхаликова прошили три пули. Он выскочил, когда танк загорелся. Погиб весь экипаж БМП. Командир батареи самоходчиков был тяжело ранен.

Я сопровождал гроб с Витькой в г. Кант, где жила его семья. Вещи его жене передал. Она всё никак не могла поверить, что он погиб, и письма ему продолжала писать в Афган. Одно из них я хранил всё это время:

 

«Здравствуй, мой родной, любимый, единственный!

Почему ты не пишешь, почему ты молчишь? Нам привезли гроб, сказали, что ты там. Но напиши мне, что это неправда, напиши, что это не ты. Я не могу в это поверить, я не знаю, как это пережить. Я схожу с ума, я не нахожу себе места.

Витя, как мне трудно. Ну, напиши хоть что-нибудь.

Инночка каждый день говорит о тебе. Почему-то просит у тебя прощения. Она все цветочки перенюхала возле гроба. А я не верю, не верю, что тебя нет. Напиши, Витя, милый, не молчи, напиши, умоляю. Напиши, что это не так. Я не представляю жизни без тебя. Я не могу, не могу. Витя, напиши, что ты скоро приедешь. Ну, не наказывай меня так жестоко своим молчанием. Моё сердце не выдержит такой разлуки.

Витя, откликнись, не молчи. Мы все так тебя ждём. Ждём и надеемся, что ты скоро приедешь, и мы будем все вместе.

Витя, напиши мне, умоляю, напиши. Целую тебя, мой милый. И жду как всегда. Все возвращаются домой, и я не верю, что ты не приедешь, не хочу в это верить.

Целуем тебя и обнимаем вместе с доченькой.

Наташа, Инна».

 

Виктор был  награжден орденами Красной Звезды и Красного Знамени.

А в августе мы вышли. Выводить начинали с дальних гарнизонов: Гардеза, Газни, Бараков, Джелалабада, Асадабада. У кого-то радость: «Домой!», а кто продолжает на «блоках» стоять. При выводе практически везде была договорённость с «духами», чтобы колонны наши не обстреливали. Кому платили,  а были и фанатики, с которыми ни на каких условиях нельзя было договориться. Тогда мы применяли силу.

Нашу колонну обстреляли один раз, на переходе из Ханабада в Кундуз. В Кундузе шла передача афганцам казарм, различных построек, имущества, техники и боеприпасов. Но нам пришлось вернуться в Ханабад. Его в первую же ночь после нашего ухода «духи» захватили. Друзья наши афганские запросили помощь. Пришлось возвращаться и проводить операцию. Первыми заработали «Грады» из реактивного полка, авиация – СУ-25 «Грачи» зашли. Когда мы пришли, там уже месиво было – размолотили и «своих» афганцев, и чужих. «Поработали» пару дней на зачистках. Снова вышли на Кундуз, двинулись дальше – на  Пули-Хумри. Городок практически «стёрло». Там находились наши склады мощные – с боеприпасами, ГСМ. Кто и как их взорвал, не знаю. Мы стояли километрах в пяти, и то до нас осколки долетали. Здесь мы передали боевую технику афганцам, которым предстояло вести уже самостоятельные бои с силами оппозиции. Мы возвращались домой. Основная масса улетела в Душанбе самолётами, другие – в том числе и я, колонной с материальной частью двинулись на Термез, и уже оттуда – на Душанбе, где расположилась 201-я Кундузская дивизия. Вышли мы из Афгана 13-го августа 1988г.





Нет комментариев
Добавить комментарий